Вид у Томаса был самый растерянный.

— О чем ты? У Джиллиан нет больше братьев.

— Нет? — Ричард широко раскрыл глаза в ироническом изумлении. — По крайней мере еще один должен быть.

— Откуда?

— Но это же очевидно, старина! — Ричард, выпрямившись, устремил на Томаса пронизывающий взгляд. — Если у нее только один брат, тогда братом, который послал ей мою картину, должен быть ты. А мы оба знаем, что ты никогда не поступил бы против моего желания и не сделал этого.

С минуту Томас стоял молча с видом человека, все еще держащего в руке топор, но отрицающего, что это он срубил дерево, которое лежит у его ног.

— Черт побери, Ричард! — Он одним глотком допил бренди. — Ты бы никогда об этом не узнал, если бы Джиллиан не пригласила тебя в свой салон. Кто мог предвидеть такое?

Ричард приподнял брови, явно ожидая продолжения.

— Так и быть, я покаюсь. — Томас широкими шагами подошел к старому, расшатанному столу, заставленному глиняными кувшинами для красок, заваленному тряпками и прочими атрибутами живописца, и нашел среди всего этого бутылку не особенно хорошего бренди. — Я должен был что-то предпринять. Так больше не могло продолжаться.

— Томас, — угрожающе произнес Ричард, но Томас пренебрег предупреждением.

— Нет, уж на этот раз выслушай меня. Ты проводишь целые дни и большинство ночей, занимаясь живописью в этой чертовой дыре…

— Послушай, дыра, конечно, убогая, но не такая уж плохая. Кстати, принадлежит она тебе.

— Ничего хорошего в ней нет! — отрезал Томас. — Когда ты не занимаешься писанием своих картин, то посещаешь какие попало светские приемы просто для того, чтобы выбирать объекты для твоих портретов…

— И эти, как ты выразился, объекты очень даже хорошо платят, — снова перебил приятеля Ричард.

— Само собой, платят они хорошо. Ты пишешь по памяти, в которой примечательным образом не удерживаются слишком длинные носы, пятна на физиономиях или нездоровый цвет лица. — Томас налил себе еще бренди и протянул бутылку Ричарду. — А когда уезжаешь из Лондона, ты творишь в деревне, занимаясь совершенно абсурдными делами вроде того, что помогаешь своим арендаторам убирать урожай…

— В это время года — сеять.

Ричард вынул из стакана несколько тонких кистей, смутно припоминая, что где-то тут у него был другой стакан, вполне приличный, потом бросил их на стол, пересек комнату и взял бутылку.

— Не имеет значения. Ты или в поле, или лазаешь через заборы, или пытаешься починить крышу Шелбрук-Мэнора…

— Должен же кто-то это делать.

— Да, но не обязательно ты! — Томас перевел дух и продолжал: — Джиллиан может рекомендовать твои работы…

— Работы Туссена.

— …твои работы людям, которые в состоянии обеспечить тебе карьеру. На твои картины появится спрос. Ты сможешь требовать за них сколько пожелаешь. — Томас протянул свой стакан Ричарду. — У тебя наконец будут деньги, на которые ты сможешь нанять работников починить крышу или сделать что-нибудь другое.

— Очень хорошо.

— Очень хорошо? — Томас подозрительно сощурился. — Что ты хочешь сказать этим твоим «очень хорошо»? Я и раньше предлагал подключить Джиллиан, но ты отказывался в неопределенных выражениях. Почему же ты теперь не возражаешь? Что ты задумал, Ричард?

— Ровным счетом ничего. Просто набрался ума-разума, вот и все. Ты прав: леди Джиллиан может оказать большую помощь в моих делах.

Что сказал бы Томас, узнай он, какую огромную помощь собирается оказать Ричарду его сестра, согласись тот на ее авантюру?

— Я прав? — На губах у Томаса появилась слабая улыбка. — Разумеется, прав.

— Итак. — Ричард отпил большой глоток бренди, стараясь не сравнивать его с тем прекрасным напитком, который пробовал прошлым вечером. — Расскажи мне о ней, об этой твоей сестре.

— Ну… сестра как сестра. Сам понимаешь, у тебя же есть сестры. — Томас пожал плечами. — Даже не знаю, что тебе сказать. Она очень неглупая и даже красивая… для ее возраста…

— Очень красивая.

— Упрямая и волевая, вся в Эффингтонов.

— А почему она снова не вышла замуж? — спросил Ричард таким тоном, словно не придавал этому особого значения.

Томас молча уставился в свой стакан, некоторое время размышляя над ответом.

— Видишь ли, она очень любила Чарлза. Любила с детских лет. Его гибель нанесла ей крайне болезненный удар. — Томас поднял глаза. — Джиллиан очень долго не могла прийти в себя после смерти мужа. Родители беспокоились, что она уже никогда не станет такой, как была.

— Она со временем пришла в себя, но мне кажется, стала более замкнутой и сдержанной, чем прежде.

Томас согласно кивнул.

— Невозможно угадать, что Джиллиан думает или чувствует. Во всяком случае, для меня это так. Быть может, ее друзья…

— Уэстон и Каммингс?

— Они трое, нет, четверо, включая Чарлза, можно сказать, выросли вместе. Я частенько думал, уж не в них ли причина того, что Джиллиан не выходит замуж вторично.

Ричард повращал в руке стакан с бренди, светло-янтарная жидкость обволокла стеклянные стенки.

— Как я понимаю, ее муж даже не успел стать наследником семейного состояния.

— Ей чертовски не повезло. Джиллиан заслуживала лучшей участи. Она получает помощь от семьи, но сумма эта не слишком велика. Мать мучается из-за того, что она не принимает большего. Я сам не понимаю, в чем тут дело. Джиллиан редко говорит об этом, но я подозреваю, что она предпочла бы совсем ничего не брать.

— Ясно, — негромко отозвался Ричард, припомнив пылкие рассуждения Джиллиан прошлым вечером. Быть может, она попросту тяготится милосердием родственников и как раз по этой причине так желает получить наследство американского деда.

— Мне пора уходить. — Томас взглянул на новую картину. — Я полагаю, эта вещь еще не совсем готова для того, чтобы я взял ее с собой.

— Да, она как следует высохнет только к концу недели. Тогда ты ее и заберешь. Я ожидаю, что она принесет достаточно денег, чтобы расплатиться с прислугой в Шелбрук-Мэноре за три месяца, не меньше.

— Ты мог бы также приобрести новый смокинг. — Маркиз с неодобрительной гримасой посмотрел на стакан у себя в руке. — И бутылку бренди лучшего качества.

— Кажется, ты без особых возражений пил и этот.

— Уж не обижайся, но я пил его исключительно из вежливости.

Томас прикончил напиток и поставил стакан на стол.

— Верное доказательство настоящей дружбы, — насмешливо проговорил Ричард.

Но Томас и в самом деле был его самым близким, а говоря по правде — единственным другом и соучастником заговора. Оба дружили со школьной скамьи, но редко виделись до тех пор, пока не умер отец Ричарда. После этого они возобновили знакомство и стали близки, как родные братья.

Этьен Луи Туссен появился на свет три года назад, когда Ричард бился над тем, чтобы превратить запущенное родовое имение в процветающее. Именно Томас первый предложил, чтобы Ричард попытался использовать псевдоним ради получения дохода от продажи картин, в котором в тот период времени отчаянно нуждался.

Теперь Томас переправлял полотна Ричарда поверенному, а тот в свою очередь доставлял их торговцу произведениями искусства. Оплата проделывала обратный путь тем же конспиративным способом. Оба приятеля были убеждены, что только такой засекреченный путь обеспечивает анонимность Ричарду.

— Томас, не забудь, прошу тебя, на этот раз вычесть из гонорара, который останется после уплаты комиссионных, деньги за аренду помещения.

Томас закатил глаза. Вопрос об аренде тоже вызывал между ними бесконечные споры.

— Это помещение стоило мне меньше, чем я когда-либо платил за приличную лошадь. Я могу себе позволить…

— И тем не менее я не…

— Ладно, ладно, понял.

Томас вздохнул с видом вынужденной покорности и направился к выходу.

— Ты мог бы по крайней мере позволить мне найти для тебя более приличное обиталище.

— Это меня полностью устраивает — и здесь отличный свет. К тому же, — с усмешкой добавил Ричард, — я полюбил эту, как ты выражаешься, чертову дыру. Она вполне соответствует моему образу жизни.